Санкт-Петербургское отделение института геоэкологии им Е.М. Сергеева
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

Санкт-Петербургское отделение института геоэкологии им. Е.М. Сергеева

Нормативные документы по инженерным изысканиям и воде

Чадивший Коркинский разрез превратится в место для отдыха

Неприятный запах и першение в горле были обычным явлением для коркинцев, которые долго время терпели дым от горящего угольного разреза. Огромная яма шириной в три с лишним километра и глубиной более 500 метров извергала из себя густой дым, доходивший до Челябинска. Разрез не только не давал нормально дышать, но и угрожал жилым домам в поселке Роза неустойчивостью своих бортов. Здания просто «подползали» к краю ямы.

Для решения этой масштабной проблемы было принято уникальное даже по мировым стандартам решение: использовать возможности новой производственной площадки, чтобы потушить пожары, укрепить борта разреза, а в будущем сделать здесь красивое место для отдыха. О том, как чадившая огромная яма возле Коркино превратится в красивое озеро, — в материале ИА «Первое областное».

Пелена над ямой

Больше полувека интенсивной добычи угля не прошли для этой территории даром. Первыми на пути разрушающегося и горящего разреза стали жилые дома в Розе, которые находились всего в нескольких сотнях метров от края этой ямы. Дым от эндогенных пожаров практически лишил чистого воздуха Коркино, а порой его концентрация была такой, что достигала Челябинска. Изначально власти думали засыпать карьер, но его размеры огромны: даже по самым скромным оценкам, на эти цели потребовалось бы выделить 30 млрд рублей. В 2017 году яма до краев наполнялась густым едким дымом из-за больших объемов самонагревания угля.

Тогда усилиями промышленников, проектантов и ученых было принято необычное решение. Рекультивацию угольного разреза включили в производственную цепочку Томинского горно-обогатительного комбината. На основе породы ГОКа, находящегося в 14 км от разреза, изготавливается закладочный материал, который поступает по трубам в разрез. Он представляет собой инертную массу, оставшуюся после извлечения полезного компонента из руды. Работу по рекультивации выработки поручили компании «Промрекультивация», специалисты которой первым делом решали задачу по ликвидации эндогенных пожаров и локализации зон самонагревания. Проще говоря, пласты заполняли, охлаждали и закрывали горной породой, чтобы минимизировать попадание кислорода, провоцировавшего горение угля.

«Местоположение плохое, потому что слева находится поселок Роза, а справа — Коркино. Этот дым уходил либо в поселок, либо в город. Концентрация дыма тоже была большая, например, иногда днем приходилось ездить с включенными фарами даже на трассе, ведущей в Челябинск. Мы с отрядами горноспасателей и МЧС стали работать на самых сложных участках. За четыре месяца нам удалось погасить порядка 1200 квадратных метров зон самонагревания. На сегодняшний день мы локализовали 580 тысяч „квадратов“ таких зон», — рассказал директор ООО «Промрекультивация» Николай Джемилев.

Сначала поверхность, где есть эндогенные пожары, выравнивали, а затем накрывали сверху инертной породой. Полностью ликвидировать возгорание таким образом не получится, поэтому в такое место подается тот самый закладочный материал из ГОКа. Отстоявшись, он представляет собой слоеный пирог: внизу находится твердая порода, посередине — смесь, похожая на глину, а сверху — чистая вода. Через трещины вода проникает в тело эндогенного пожара и забирает на себя жар от возгорания. После этого запечатывается глинообразная составляющая, которая препятствует попаданию кислорода.

«Когда вода поднимается выше, она полностью закрывает этот пожар. Вот это уже и есть конечная ликвидация всех зон самонагревания. Других способов тушения просто нет. Здесь были вертикальные пожары, находящиеся на уступах высотой в 70 метров. Туда просто невозможно зайти на технике, поэтому эта технология позволила поднять там воду, охладить эти уступы, а потом запечатать их закладочным материалом. Лучший способ тушения пожара — прекратить подачу кислорода», — отметил Николай Джемилев.

Эта колоссальная работа позволила кратно снизить выбросы от пожаров. Если в 2017 году разрез выбрасывал по 950 тонн загрязнений в год, то по итогам прошлого года этот показатель снизился более чем в 200 раз — до 4,45 тонны. Независимые лаборатории регулярно наблюдали за этим процессом: в 2022 году уровень содержания вредных веществ в воздухе ни разу не превысил допустимых концентраций. Впрочем, эти цифры только подтверждают собственные ощущения, ведь теперь на смотровой площадке разреза не нужно зажимать нос и всматриваться вдаль, чтобы что-то увидеть за пеленой дыма.

У края пропасти

Огромная угольная выработка принесла еще одну проблему, уже угрожающую жизни жителей Розы. Дома, находившиеся в нескольких сотнях метров от разреза, а точнее, от его восточного борта, стали «сползать» к краю самой глубокой ямы материка. В 2012 году начались сильные оползневые процессы, которые привели к деформации зданий, сооружений и коммуникаций поселка. После визита тогдашнего руководителя кабинета министров Владимира Путина было принято решение о переселении трех улиц в поселке. Вопрос номер один для специалистов в те дни: как остановить движение восточного борта?

«Мы с севера и юга подвели закладочный материал к той „пятке“, которая держала восточный борт. Когда закладочный материал спускается по пульповым дорожкам вниз, он уплотняется и формирует так называемые пляжи. Эти два пляжа и удерживают борт. Мы рассчитали, что когда закладочный материал поднимется до отметки +20, то оползневые явления закончатся. Сегодня мы находимся на отметке в ?20. На восточном борту у нас расположены шесть наблюдательных линий по мониторингу движения поверхности и наклонных участков. На сегодняшний день движение остановлено», — заявил директор «Промрекультивации».

После достижения нужной отметки специалисты перейдут на западный борт и переключат туда подачу закладочного материала. Планируется достичь к 2027 году такого коэффициента устойчивости, чтобы в расселенную часть Розы снова смогли вернуться люди. Эту позицию подтверждают ученые, которые наблюдают за разрезом последние шесть лет, снимая показания движения бортов каждые полгода. Для этого были расположены 250 реперных точек на 14 наблюдательных линиях.

«По результатам измерений установлено, что все борта находятся в хорошем состоянии. Никаких подвижек по замерам реперов не было обнаружено. До этого подвижки достигали 10—14 сантиметров. Как только началось затопление разреза и стали использовать закладочный материал, борт стал постепенно подпираться. В таких темпах осталось года три-четыре, чтобы быть полностью уверенными в устойчивости борта, хотя можно и сейчас сказать, что они не вызывают опасения», — сказал главный геолог Уральского филиала «Межотраслевого научного центра ГЕОМЕХ» Николай Трезцов.

Ценный ресурс

Как мы уже поняли из сказанного выше, вода бирюзового цвета, понемногу заполняющая огромную яму, берется с Томинского ГОКа. Возникает закономерный вопрос: а увеличилось ли потребление пресной воды производством? Оказалось, что проект рекультивации разреза позволил не только потушить пожары и укрепить борта, но и сэкономить один из самых ценных ресурсов нашей планеты. Воду для горно-обогатительного комбината больше не качают из Шершней в обычном для такой промышленности объеме. Уже более года воду берут из разреза, вторично используя ее для промышленных целей. Для этого в разрезе установили две насосных станции, поднимающих воду наверх, которая затем уходит по подземным трубам обратно в ГОК. Таким образом, здесь организована целая система замкнутого водооборота. Труба с оборотной водой идет в одном коридоре с трубопроводом, по которому подают закладочный материал.

Черные оползневые берега уже сейчас понемногу зарастают зеленью, которая своими корнями только будет способствовать укреплению бортов ямы. Уровень пока еще небольшого озера поднимается каждый день, а дном будущего водоема будет песок из закладочного материала. К 2050 году, когда вода в разрезе поднимется достаточно высоко, берега карьера планируют благоустроить и сделать пригодными для отдыха. В проекте учитывали все до мелочей, в том числе влияние на подземные воды. Забегая вперед, скажем, что подземные источники водоснабжения масштабные изменения никак не затронут.

«Уникален проект в том плане, что по геологическим признакам именно в этом месте его можно реализовать. Это зона сочленения горно-складчатого Урала и Западно-Сибирской плиты. Все породы Западно-Сибирской плиты и источники водоснабжения расположены сверху, в слоистой толще. Все водоносные скважины глубиной 50—100 метров затронуты этим проектом не будут», — отмечает доктор геолого-минералогических наук, директор ООО «Уралгеопроект» Ольга Гуман.

Эта организация занимается изучением воды в карьере круглогодично. Здесь наблюдается стабильный состав со слабощелочной средой, который не позволяет мигрировать тяжелым металлам. По словам Ольги Гуман, в такой воде можно спокойно купаться, она близка по своему состоянию и составу к питьевой. Осенью на водной глади разреза даже появились утки, что только подтверждает слова специалиста.

«Каких мы достигли результатов за последние почти шесть лет? Выбросы снизились в 213 раз: сегодня о загрязнении атмосферного воздуха говорить не приходится, что показывают независимые лабораторные исследования, и об этом говорят жители. Остановлены оползневые явления, мы продолжаем следить за движениями подземных горизонтов и пород с привлечением специализированного института. Подавая наш закладочный материал, добились того, что восточный борт уже в практически стабильном состоянии, западный борт и остальные — тоже укрепляем. Важно, что Томинский ГОК, увеличивая свою производительность, не увеличивает водозабор из поверхностных водных источников. Воду из Коркинского разреза мы берем в объеме 20 млн кубометров в год, то есть мы организовали систему замкнутого водооборота», — подводит промежуточные итоги рекультивации вице-президент по экологической и промышленной безопасности РМК Наталия Гончар.

Судя по первым достигнутым результатам, проект можно назвать уникальным как для нашей страны, так и для всего мира. Уже через пару с лишним десятилетий огромнейшая яма Евразии станет одним из самых красивых водоемов Южного Урала. Грязный снег, едкий дым и опасность оползней — все это уже осталось в прошлом. Теперь дело за временем и специалистами, благодаря которым тяжелое во всех смыслах советское наследие станет лишь страницей нашей истории.
Автор – Марат Худяков
Источник – Первый областной

Проект тушения газового кратера Дарваза находится на стадии одобрения.

Проект тушения газового кратера Дарваза в Каракумах в Туркмении, который загорелся более 50 лет назад из-за обвала разведочной шахты, находится на стадии одобрения. Об этом ТАСС сообщила заведующая лабораторией Научно-исследовательского института (НИИ) природного газа госконцерна “Туркменгаз” Ирина Лурьева.

Речь идет об одной из туристических достопримечательностей страны. Кратер, прозванный в народе и туристами “Врата ада”, с 2018 года официально называется “Сияние Каракумов”.
“У нас составлен проект, основная суть которого – ограничить приток газа к этой аварийной скважине. Сейчас это на стадии практического воплощения. Работы пока не начались, но прежде чем их начать, необходимо провести теоретическую проработку, составить проект. Этот проект уже составлен, он находится на стадии одобрения”, – рассказала Лурьева.

Она отметила, что месторождение, на котором произошла авария, имеет сложное геологическое строение: там очень тонкие пласты и их много. Еще одна особенность в том, что эти пласты залегают неглубоко от поверхности: до 1 тыс. метров.
“И авария тоже произошла недалеко от поверхности, произошло обрушение ствола скважины, и дело в том, что месторождение, на котором произошла эта авария – оно еще относится к группе подобного строения месторождений и идет подпитка газа, нерегулируемая, межпластовая”, – пояснила собеседница.

Ученые НИИ изучили разные варианты решения проблемы горящего кратера и пришли к выводу, что единственный из них – пробурить скважину недалеко от месторождения, которая будет отбирать газ на все пласты.
“Дело в том, что нерегулируемые перетоки можно таким способом остановить, то есть отбирать больше, чем дает природа”, – сказала Лурьева.

Газовый кратер в пустыне Каракумы, в 266 км от Ашхабада, появился в 1971 году в результате обвала разведочной шахты на этом месте. Впоследствии кратер диаметром 60 метров и глубиной 20 метров был прозван в народе “Вратами ада”. Столбы пламени, исходящие из каверны под кратером и появляющиеся в результате сгорания пригодного газа, могут достигать 15 метров в высоту.

В начале 2022 года занимавший тогда пост президента республики Гурбангулы Бердымухамедов потребовал от правительства найти решение проблемы кратера. Продукты горения природного газа ухудшают экологию и здоровье проживающих рядом людей, а сам природный газ, который мог быть собран и принести прибыль, расходуется нерационально, отметил тогда президент Туркмении.
Источник – ecoportal.su

«Скорости потепления выросли драматически»

Директор Арктического и антарктического НИИ Александр Макаров о потеплении, будущем Севморпути и пробах древних льдов.

В проекте «Ъ» и «Тинькофф Бизнеса» «Директора» профессор, доктор географических наук, директор АА НИИ Александр Макаров рассказал Виктору Лошаку, как институт собирается изучать вечную мерзлоту, что происходит в Арктике в результате потепления и почему лагерей полярников на льду больше не будет.

Запись интервью

— Вы в последнее время очень много рассказываете о том, что категорически изменилась работа полярников с появлением станции «Северный полюс». Люди уже не живут на льду?

— В 2013 году мы свернули эту программу, поскольку лед стал не такой мощный, не такой плотный, не подходящий для развертывания научного лагеря. Это было уже небезопасно для полярников. Потому что последнюю экспедицию просто пришлось экстренно эвакуировать.

— А что случилось в 2013 году? Треснула льдина? Почему нужно было экстренно эвакуировать людей?

— Да, лед стал трескаться. Ледяное поле может быть достаточно большое, но когда оно начинает дефрагментироваться, появляются большие трещины, и это не то что там 10 см трещина. Это может быть 5–6 м между льдами, и дальше непредсказуемо этот лед ломается. Домики могут быть утрачены, люди могут оказаться в воде. Это совсем небезопасно. Таким образом, мы пришли к проекту плавучей обсерватории, ледостойкой самодвижущейся платформы. Это специальное судно, и аналогов в мире нет ему.

— Людям комфортнее на таком судне?

— Да, очень комфортно. Все живут в индивидуальных каютах. У нас прекрасный повар сейчас на борту. Это очень важно, капитаны, команда — все взаимодействуют. Плюс мы уделяем внимание безопасности: берем с собой егерей, поскольку мишки зимой приходили.

— Вы очень давно и подробно занимаетесь состоянием льда. Что происходит? Насколько потепление отражается в Арктике, например?

— Льда стало меньше значительно — за последние 40 лет больше чем в два раза.

— В два раза за 40 лет сократилась площадь льда!

— Да, так мы прикидывали. За последние десять лет на 13% уменьшалось примерно.

— Чем это чревато?

— У нас развивается активно Севморпуть. И, конечно, это благоприятно, добавляет условий, то есть лед полегче становится, попроще, и, конечно, новым судам ледового класса будет легче там проходить при поддержке ледоколов, поскольку стоит задача обеспечить круглогодичную навигацию, чего никогда не было. Я хотел еще добавить по поводу льда одну вещь… У нас есть показатель. Он такой интегральный. Это минимальная площадь льда в сентябре. Поскольку сентябрь — самый теплый месяц, мы смотрим минимальную площадь именно в сентябре. Этот показатель показывает, как развивается лед. Безусловно, он стал тоньше. Практически не образуется так называемый многолетний лед. Это когда лед переживает лето и уже на базе этих вот остаточных льдов формируется более толстый, мощный лед. У нас были минимумы льда в 2007 году, в 2012-м, в 2018-м, 2019-м. Все в общем-то соответствовало такой достаточно линейной истории потепления, понижения. Однако последние два года очень сложные в восточносибирских регионах, в море Лаптевых были тяжелые ледовые условия. Появлялся древний лед, лед стал мощнее, и это интересно.

— Недавно премьер-министр рассказал о том, что запущены спутники, которые должны помогать в прогнозе погоды на Севморпути.

— Очень ждем развития российской спутниковой группировки, чтобы опираться на отечественные данные, поскольку могут быть сложности с другими данными спутниковыми. И, конечно, увеличение спутникового покрытия будет способствовать более быстрому, качественному прогнозированию. Здесь важно очень быстро получать снимки, потому что ледовая обстановка может измениться за день, за два. Мы должны получить эти снимки через полчаса-час после того, как они сделаны, чтобы использовать в прогнозах.

— Потепление и прибрежные территории. Есть угроза, что изменится ситуация на прибрежных территориях, то есть вода поднимется?

— Коллеги считали порядка 10 кв. км в год разрушается по побережью у нас.

— То есть уходит в воду?

— Да, размывается.

— Человек причастен к потеплению? И насколько?

— Это достаточно сложный вопрос. Но в Антарктиде на станции «Восток» в центральной части пробурена скважина практически в 3,5 км. Оттуда мы изъяли лед, керн льда, по которому можно восстановить климат прошлого.
На 500–600 тыс. лет назад мы углубились в прошлое…

— Как интересно!

— Да. И в прошлом было теплее, чем сейчас. Были эпизоды теплее, чем сейчас, но важно, что скорости потепления сейчас значительно выше, чем в прошлом. И это плюс-минус совпадает с активизацией развития промышленности, мануфактурного производства. За последние несколько сот лет скорости потепления выросли драматически.

— Вы продолжаете бурение льда, еще на большую глубину уходите? Я где-то читал, что вы собираетесь до миллиона лет дойти.

— В этом году мы уже взяли миллион лет, привезли лед в Петербург. Скважину глубже не пробурить, поскольку мы вскрывали уже озеро в 2012 году. Мы дошли до поверхности озера. Вода из озера поднялась в скважину, мы выбурили этот лед, и у нас так получились пробы замерзшей озерной воды. Сейчас идет проект реконструкции и создания нового зимовочного комплекса на станции «Восток», и это как государственно-частное партнерство.

— Государственно-частное партнерство? Кто-то вкладывает частные инвестиции?

— Да, Леонид Викторович Михельсон огромное участие принял. Его помощь колоссальная, конечно, здесь. Мы должны скоро достроиться, и у нас есть идея продолжать бурение. Мы предполагаем, что примерно в 300 км от станции «Восток» есть место, где может быть лед возрастом до 2 млн лет. По сути, это будет самый древний лед на планете.

— Когда я читал о вашем институте, вот такая фраза встретилась: что одно из самых сенсационных открытий XXI века — это на станции «Восток» озеро Восток. Это озеро, которое было локальным, оно ни с чем не соединено…

— Да. Это примерно 4 км ледника, льда, и под ним огромная линза воды, которую мы называем озеро Восток и в общем-то открыли его совершенно случайно.

— А что-то живое есть?

— Мы этого доподлинно не знаем, но в скважинах наши коллеги-микробиологи обнаружили определенные бактерии, которых еще нигде не встречали. У них такой есть каталог тел бактерий, и этих они видят впервые. О каких-то крупных животных или видов биоты там пока говорить не приходится. Мы не проникали же в озеро.

— Теперь еще такая тема, которая в нашей стране всех, конечно, волнует,— это вечная мерзлота. И я знаю, что вроде бы институт начал этим серьезно заниматься.

— Действительно, в этом году начался процесс создания национальной системы фонового мониторинга многолетних мерзлых пород у нас в стране. Такого в мире еще не было. Все это централизованно. Система, скажем так, самого верхнего уровня, которая будет мониторить состояние мерзлоты не только в Арктике, но и во всей стране. Условно говоря, на Алтае, в Забайкалье, Иркутской области, Якутии мы это тоже должны сделать.
Ситуация мозаичная на самом деле, поскольку потепление идет по-разному.
В Арктике в целом теплеет в 2,0–2,5 раза быстрее, чем на планете, но есть места, где в 3,5–4,0 раза.
Например, на территории Центрального Таймыра. Если взять мерзлоту, просто ее увидеть, потрогать — это вообще скала. Скальная порода, супертвердая. В общем-то никаких возможностей ее разрушить нет, но термическое воздействие просто, конечно, ее превращает в масло.

— Санкции и международное сотрудничество института. Вы ведь все время находитесь в партнерстве, в диалоге с учеными других стран?

— Да, конечно.

— Что происходит сейчас?

— Больной вопрос.

— Для всех больной, вы знаете, когда любого директора спросишь об этом.

— В Артике общение может идти, условно говоря, на уровне экспертов в плане совместных публикаций, каких-то старых данных. Допустим, вместе собрали старые данные и продолжают их вместе публиковать. В Антарктиде проще, поскольку это территория без суверенитета государственного и все регулируется договором об Антарктике. Там, конечно, без взаимовыручки и помощи просто невозможно.
Основное, что мы открыты, хотим продолжать сотрудничество. Как раз мы начали говорить с платформы. Мы видим эту экспедицию международной, потому что нет сомнений, что по-настоящему прорывные результаты должны и могут рождаться только в сотрудничестве, в обмене идеями.

— Я знаю, что вы участвуете в таком проекте, как создание взлетно-посадочных полос. Это же международный проект?

— Нет, мы их сами создаем, у нас есть аэродромы и взлетные полосы в Антарктиде. Их три. Это полоса на станции «Восток». Она принимает небольшие турбовинтовые самолеты, поскольку большой самолет требует огромной протяженности полосу. Еще полоса на побережье на станции «Ново-Лазаревская». Как раз эта полоса используется несколькими странами. Есть международные договоренности и проект об использовании этой полосы, но создали ее мы, мы и оператор.

— Вы ведь собирались строить еще какие-то полосы?

— А мы еще построили в этом году — уже, получается, в прошлом. У нас просто так по привычке год с сентября по лето. Так в голове — полярный год. Мы сделали полосу с нашими партнерами, которые помогают по строительству нового зимовочного комплекса на «Востоке», полосу на станции «Прогресс». Здесь важно понимать, что на «Ново-Лазаревской» это снежно-ледовая полоса — она гораздо более прочная, на «Прогрессе» снежная полоса — пришлось ее слишком сильно уплотнять.

— То есть для легких самолетов?

— Да, но мы ее уплотнили так, что Ил-76 сел. Это впервые вообще в истории, и патриотически мы ее назвали «Зенит». В Арктике тоже есть полосы.

— Вот у вас такая работа, когда люди уходят, как моряки, на полгода. Есть метеостанции, где люди работают автономно.

— Да, конечно.

— А вы людей когда подбираете, проводите психологические тесты? Это ведь очень сложная история — жить так в отрыве от материка, от семьи, от работы. Вы как-то проверяете людей на психологическую устойчивость?

— Стараемся это делать, но если это делать максимально подробно, на высоком уровне — такие идеи есть, это занимает очень много времени. Это нужны специальные люди, которые бы работали не с одним человеком, а с группой, например, которая будет зимовать, потому что это замкнутый коллектив и нужно быть внутри группы. А так мы ведем свою базу полярников, которые участвовали в экспедициях. Там у нас свои есть комментарии, мнения и так далее. Как правило, мы плюс-минус знаем, что ожидать от человека, какие могут быть проблемы, сложности. Практически их никогда не бывает. Но и здоровье, конечно, смотрим.

— То есть у вас приблизительно один и тот же коллектив?

— Нет, конечно, он разный. Был в прошлом году такой случай уникальный, я считаю. Приехала студентка из Москвы из Тимирязевской академии сельского хозяйства и говорит: «Не могу, хочу лед изучать». Мы сразу ее к себе. Поддержали ее, чтобы и с жильем было попроще и так далее. Тут главное, я считаю, быть открытым для всех, и могут быть очень разные ситуации.

— Если бы у вас были неограниченные ресурсы — материальные, финансовые, временные, как в идеале должна быть выстроена эта система вся?

— Ученые всегда хотят большего, но если честно говорить, то я бы обновлял инфраструктуру в Антарктиде, поскольку станции достаточно старые в основном. В планах, конечно, есть…

— То есть в Арктике вы обновили…

— Нет-нет, я сейчас договорю. Например, станция «Мирный», первая. Ее последний ремонт был в середине 1970-х годов. В плане у нас есть это. Надеюсь, что правительство нас поддержит по реконструкции.
Второй момент — это лучшая координация и вовлеченность научных организаций России, наших коллег зарубежных — я надеюсь, это станет возможным — и как раз обмен возможностями инфраструктурными, обмен данными и так далее. Но и в Арктике тоже у нас сейчас получается ситуация какая. У нас есть российский научный центр на Шпицбергене, у нас есть наша ледовая база научная на Северной земле, называется «Мыс Баранова», и обсерватория в Тикси плюс платформа в Центральной Арктике. Такая получается пространственно распределенная сеть. Пространственно распределенная обсерватория по-настоящему, потому что мы стремимся к тому, чтобы везде наблюдения и изучения шли по одной программе. И если у исследователя есть идея, он может ее реализовать сразу во многих точках.
Но чтобы закрыть всю Арктику, нам нужна еще одна обсерватория на востоке в районе Певека или в районе острова Врангеля.
А такая, скажем, мечта, если говорить о мечте — хочется создать, построить новый, современный научно-образовательный полярный центр.

— Для того чтобы готовил кадры?

— Да, для того, чтобы готовил кадры. Для того чтобы ребята туда приходили, смотрели, вовлекались.

— У меня такое ощущение, что, с одной стороны, это очень суровые края, очень суровые, а, с другой стороны, с точки зрения возможного ущерба от человека очень нежные, склонные к повреждению.

— Ну вот на вездеходе проедете по тундре — останется колея. Минимум на 25–30 лет.

— На 25–30 лет?!

— А по колее же сразу начнется эрозия, оттаивание и так далее. Вот настолько.

— Спасибо, Александр Сергеевич, за этот очень, мне кажется, интересный разговор. А если бы у вас было время пойти в экспедицию, вы бы пошли?

— С удовольствием.

— С удовольствием?

— Конечно. Я с 2015 года не был, и иногда очень хочется, но я понимаю, что работа за столом очень много возможностей для полярников создает. И мне надо очень хорошо поработать, чтобы у них все было там хорошо.
Источник – ecoportal.su

НАШИ КОНТАКТЫ
Адрес: 199004, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д. 41, оф. 519 
Тел.: +7(812)324-12-56 
Email: office@hgepro.ru

РАССЫЛКА НОВОСТЕЙ

ПОИСК

Санкт-Петербургское отделение института геоэкологии им. Е.М. Сергеева Российской академии наук
All rights reserved